Я попытался разыскать следы Яковлева. Из милиции Ростова-на-Дону мне дали справку, что Яковлева в этом городе никогда не было. В Харьковском университете студента Яковлева также не было. Интересно и другое. Яковлева долго не держат в психиатрической клинике и не выписывают. Его переводят в терапевтическое отделение.- Переводят 21 декабря. Именно в этот день самовольно покидает клинику и Есенин. Еще раз повторяю: без посторонней помощи поэт покинуть клинику не смог бы.

Изменил я фамилию этого человека, чтобы не обидеть его память подозрением. Пройдет время, наступит пора открытия секретных архивов, и мы узнаем имена тех, кто провоцировал Есенина.

21—23 декабря поэта видели в «Доме Герцена» в нетрезвом виде. Вечером 23 декабря он приехал на двух извозчиках к дому в Померанцевом переулке. Зашел в квартиру Софьи Толстой, стал молча собирать свои вещи. Находившемуся в квартире мужу сестры Екатерины, поэту Наседкину, Есенин передал чек на получение в издательстве 750 рублей и попросил деньги завтра же переслать ему в Ленинград на адрес В. Эрлиха. О том, что он уезжает в Ленинград, он сообщил только нескольким близким ему лицам.

В семь часов вечера поэт с двоюродным братом Ильей торопливо загрузил вещи в сани. Софья Толстая и сестра Шура выбежали на балкон, был тихий вечер. Легкими хлопьями падал снег. Есенин сел на вторые санки. Снег быстро запорошил шапку и роскошное меховое пальто поэта:

— Прощай, Сергей!— почему-то крикнула четырнадцатилетняя сестра Шура.

Сергей Александрович поднял голову, улыбнулся своей простой, застенчивой улыбкой и-помахал рукой. Санки поехали. До гибели поэта оставалось несколько дней.

На вокзале он случайно встретился с давним приятелем Александром Сахаровым, который также ехал в Ленинград. Однако от разговора с ним уклонился, заподозрив в шпионстве за собой.

Ряд современников отмечали повышенную подозрительность Есенина в последние годы жизни. Например. А. Воронский после гибели поэта напишет:

«Несомненно, он болел манией преследования. Он боялся одиночества. И еще передают — и это проверено,— что в гостинице «Англетер», перед своей смертью, он боялся оставаться один в номере. По вечерам и ночью, прежде чем зайти в номер, он подолгу оставался и одиноко сидел в вестибюле». -

С подобными утверждениями согласиться нельзя. До возвращения из-за границы на родину он не страдал «манией преследования». Все преследования, угрозы убийством, избиения начались после известного «дела 4-х поэтов». Он не боялся встречаться с уголовниками, смело ходил в воровские «малины» и ночлежки. Не боялся он угроз врагов советской власти и за границей. Последние два года Есенин был действительно излишне подозрителен, но сами же современники убеждались, что за ним следили и не раз грозили убийством. Георгий Устинов вспоминал, что комендант гостиницу К. распорядился немедленно уволить дежурного охраны «за нарушение устава» — за то, собственно, что не застрелил Есенина...»

...Утром 24 декабря Есенин приехал в Ленинград. На вокзале он нанял извозчика и с вещами приехал к Вольфу Эрлиху. Тот жил в квартире с соседями по адресу: улица Некрасова, дом 29, квартира 8. Дома Эрлиха не оказалось. Есенин оставил свои вещи и записку: «Вова1 Я поехал в ресторан Михайлова, что ли, или Федорова. Жду тебя там. Сергей. Вова! Захвати вещи ко мне в гостиницу. С. Есенин 24.12.25 г.»

По ходатайству приятеля Георгия Устинова, проживавшего в гостинице «Интернационал» (бывшая «Англетер») со своей женой Елизаветой, Есенина прописали в номере пять на втором этаже. Комната была обставлена дорогой мебелью и относилась к высокому разряду.

Эта гостиница предназначалась для ответственных лиц— чекистов, военных и партийных работников. Человек со стороны в нее поселиться не мог. В один миг в номере Есенина собрались друзья, знакомые, просто почитатели. По случаю приезда поэт .поставил на стол две полбутылки шампанского. Приехал Эрлих с вещами. Устинов позвал супругов Колобовых. Сам Есенин был радостным и возбужденным, читал новые стихи, рассказывал о своих планах. Здесь он намеревался жить постоянно и издавать литературный журнал. Конфиденциально рассказал Устиновым о разрыве со своей .женой С. Толстой.

По просьбе Есенина у него в номере оставался ночевать Эр-лих. Утром они поехали к поэту Николаю Клюеву. Привезли его в гостиницу. Опять в номере Есенина собрались Устиновы, Колобовы. Приходили художник Мансуров, журналист Ушаков, писатель Измайлов. Вечером ненадолго заходил поэт Иван Приблудный, учившийся там в институте. Пили чай, шутили, разговаривали. Есенин читал стихи. Никакой конфликтной ситуации не было.

Свое пребывание в Ленинграде поэт не афишировал. Многие из его знакомых и даже старых приятелей не знали о нахождении его в Ленинграде. Субботу он провел примерно так же: те же лица,-те же разговоры, чтение новых стихов. Елизавета Устинова вспомнила, что поэт ходил к портье .и приказал ему никого к нему не пускать: он кого-то опасался из Москвы.

Василий Наседкин прислал ему 640 рублей (110 рублей, видимо, оставили себе сестры). Эрлиху, с его слов, деньги не выдали. Ходил на почту и сам Есенин, но и ему деньги не удалось получить.

В воскресенье, 27 декабря утром Есенин готовился принять ванну. Сторож растопил дровяную колонку. По утверждению Е. Устиновой и В. Эрлиха, поэт передал последнему листок бумаги. Когда Устинова попросила разрешения его прочитать, Есенин в шутливой форме не позволил. По утверждению Эрлиха, на этом листке было кровью написано стихотворение «До свиданья, друг мой, до свиданья...» В обед у него собрались Устиновы, Ушаков, Измайлов, Эрлих. По случаю Рождества был приготовлен гусь. Обедали, пили чай. Спиртных напитков на столе не было. (Спиртные напитки по случаю праздника не продавались). Дворник дядя Вася по просьбе Есенина на всю компанию достал пять или шесть бутылок пива. Днем Эрлих уходил. Как он позже объяснил, заверить доверенность от имени Есенина на получение денег на почте.

К шести вечера в номере остались втроем: Есенин, Ушаков и Эрлих. По свидетельству Эрлиха, в восемь вечера он ушел домой и не оставался ночевать только потому, что утром должен был пойти на прием к врачу и получить деньги для Есенина. В номере оставались Есенин и Ушаков. Дойдя до Невского проспекта, Эрлих якобы вспомнил, что забыл портфель, где находилась доверенность. Он возвратился обратно в гостиницу и прошел в номер к Есенину. Ушакова уже не было. Есенин сидел за письменным столом спокойный. Накинув на плечи меховое пальто, он просматривал свои рукописи. (Это обстоятельство очень важно. Незнакомому человеку Есенин бы дверь в номер не открыл!)

Из газет известно, что поэт около десяти часов вечера спускался к портье и просил к себе никого не пускать. Вот и все, что было известно о последних часах жизни Есенина.

Утром 28 декабря Устинова пришла к дверям номера Есенина и постучалась. Тот не ответил. Зная, что поэт никуда уходить не собирался, она постучала настойчивей. Ответа не последовало. Через некоторое время подошел Эрлих, стали стучать вдвоем. В номере — тишина. Почувствовав недоброе, Устинова попросила управляющего гостиницей Назарова открыть дверь. (Василий Михайлович Назаров, 29 лет, являлся сотрудником ЧК,а потом ГПУ).

Тот, изрядно повозившись, открыл замок. В номер не бошел. С точки зрения логики, поведение Назарова по меньшей мере странное. Он открывает номер посторонним лицам и уходит. А как же они закроют дверь, если постояльца в нем нет? Пятый номер относился к высшему разряду, в нем находились не только дорогостоящие вещи, но и проживали состоятельные люди. А вдруг у Есенина что-то пропало?

Войдя в номер, Устинова и Эрлих увидели мертвого Есенина. Устинова побежала к Назарову. Тот позвонил в милицию.

Следует отметить, что в то время в милиции служили сыщики по уголовным делам еще царских времен. Они имели университетское образование и отличную практику, они раскрывали самые запутанные преступления. В это время проходил XIV съезд партии. В милиции и прокуратуре была повышенная готовность. Лучшие следователи и оперативники были наготове. Казалось, на место происшествия гибели великого русского поэта будет направлен опытный следователь и с участием судебно-медицинского эксперта произведет необходимые следственные действия. Гостиница была рядом с милицией, прокуратурой, ГПУ. Однако на место происшествия послали участкового надзирателя 2-го отделения милиции Николая Горбова, который и провел все «расследование». В частности, он составил акт, послуживший впоследствии основанием для утверждения, что Есенин покончил жизнь самоубийством. Привожу этот акт с сохранением стиля и знаков препинания.



«АКТ

28 декабря 1925 года составлен настоящий акт мною уч. надзирателем 2-го от. Л. Г. М. Н. Горбовым в присутствии управляющего гостиницей Интернационал тов. Назарова и понятых. Согласно телефонного сообщения управляющего гостиницей граж. Назарова В. Мих. о повесящемся гражданине в номере гостиницы. Прибыв на место мною был обнаружен висевший на трубе центрального отопления, мужчина в следующем виде, шея затянута была не мертвой петлей, а только правой стороны шеи, лицо обращено к трубе, и кистью правой руки захватила за трубу, труп висел под самым потолком и ноги были около 1 1/2 метров, около места где был обнаружен повесившейся лежала опрокинутая тумба, и канделябр стоящий на ней лежал на полу. При снятии трупа с веревки и при осмотре было обнаружено на правой руке выше локтя с ладонной стороны порез на левой руке, на кисти царапины, под левым глазом синяк, одет в серые брюки, ночную рубашку, черные носки и черные лакированные туфли. По предъявленным документам, повесившимся оказался Есенин Сергей Александрович, писатель, приехавший из Москвы 24 декабря 1925 года».

Ниже этого текста в акт дописано: «Удостоверение за № 42— 8516 и доверенность на получение 640 рублей на имя Эрлиха».

В качестве понятых расписались поэт Всеволод Рождественский, критик П. Медведев, литератор М. Фроман. Ниже имеется подпись Эряиха. Она, видимо, им сделана после того, как он предъявил доверенность от имени Есенина участковому надзирателю. Листок бумаги, на котором было написано стихотворение «До свиданья, друг мой, до свиданья...», считающееся его, Есенина, предсмертным стихотворением, Эрлих не предъявил.

Можно ли из указанного акта заключить о самоубийстве поэта? Категорически нет. Документ составлен на крайне низком профессиональном уровне. Участковый надзиратель фактически не осмотрел место происшествия, не зафиксировал наличие крови на полу, письменном столе, стенах, не выяснил, чем была разрезана у трупа, правая рука, откуда была .взята веревка для повешения, не описал состояние замков в двери, запоров на окнах. Работник милиции не отметил состояние вещей, наличие денег, документов, не приобщил к делу вещественные доказательства (веревку,-бритву, другие предметы). Горбов не указал состояние одежды на трупе. Приступая к осмотру, надзиратель обязан был обеспечить понятых, которые должны были подтвердить правильность записей в протоколе. Фамилии понятых не записаны в текст акта, что говорит о том, что осмотр Горбов производил в одиночестве, а потом дал подписать случайно подвернувшимся лицам.

Этот акт не имеет отметок о времени его составления, о начале осмотра места происшествия.

О необходимости тщательного осмотра места происшествия с обязательным участием судебно-медицинского эксперта говорила сама обстановка в номере. Лицо мертвого Есенина было изуродовано, обожжено, под левым глазом имелся синяк. Под правой бровью примерно с копеечную монету имелось повреждение, похожее на проникающее ранение в мозг. Порез вены и мышцы на правой руке не имел обширного кровотечения. Не случайно было убеждение, что Есенина убили. Именно поэтому в гостиницу выезжал агент уголовного розыска 1-й бригады Ф. Иванов. Эта бригада занималась расследованием уголовных дел о тягчайших преступлениях против личности. Однако чем занимался в номере Ф. Иванов, неизвестно.

Мне представляется, что Ф. Иванов записал текст протокола опроса В. Эрлиха, подозревая его в причастности к гибели поэта, хотя подпись должностного лица, якобы проводившего допрос,— Н. Горбов.

Из документов Н. Горбова не видно, что в осмотре трупа участвовал судмедэксперт. В то же время из газетных публикаций мы узнаем, что в номере был врач, который и назвал время наступления смерти Есенина. Одни утверждали, что этот врач назвал 5—6 часов, другие —6—7 часов с момента снятия .трупа из петли. Это заявление неизвестного «врача», не оставившего о себе никаких сведений, принято всеми считать за истину. На основании вывода этого мифического человека все исследователи биографии и творчества поэта утверждают, что он погиб около пяти часов утра.

Как относиться к акту, составленному Н. Горбовым? Можно ли доверять тому, что в нем записано? (Горбов Николай Михайлович, 40 лет, уроженец Петербурга, принят в милицию 22 июля 1925 года да должность рядового милиционера. Приказа о назначении его на должность участкового надзирателя не обнаружено. 15 июня 1929 года он был арестован и пропал бесследно.) Нужно помнить, что указанные в качестве понятых не могли видеть висящий труп поэта.

ВЕРНУТЬСЯ
ПРОДОЛЖЕНИЕ