Не беря на себя ответственности судить о качестве выводов Гиляревского, а он написал, что смерть Есенина наступила от удушения, хочется высказать сомнение в объективности его выводов. И этот вывод р делаю на основании документальных данных. В материалах дознания по факту гибели Есенина имеется любопытный документ, мало что говорящий постороннему лицу, но многое проясняющий практическому работнику правоохранительных органов:

.«Суд. мед. эксперту Гиляровскому А. Г. При сем препровождается копия телефонограммы за № 374 по делу самоубийства гр. Есенина Сергея для приобщения к делу. Приложение: упомянутое.

Начальник 2-го отд. ЛГМ Хохлов Завстолом дознания Вергей.»

На этом документе, отпечатанном на пишущей машинке, имеется карандашная надпись: «4п5СТУПК.», которую следует расшифровать так: пункт 5 статьи 4 Уголовно-процессуального кодекса РСФСР. По этой статье в то время прекращались уголовные дела за отсутствием состава преступления, а по материалам (таким, как по Есенину) отказывалось в возбуждении и расследовании уголовного дела. Нет сомнений, что работники милиции в завуалированной форме информировали А. Г. Гиляревского, что, по их убеждению, привлекать к уголовной ответственности за гибель поэта никого не будут и ему следует это иметь при составлении акта ввиду.

Представляется, что было составлено два акта. Мною найдена в архивах выписка о смерти С. А. Есенина, выданная 29 декабря 1925 года в столе загсов Московско-Нарвского совета. (Эти сведения подтверждены руководством архива загсов г. Ленинграда.) В ней указаны документы, послужившие основанием для выдачи свидетельства о смерти. В графе «причина смерти» указано — самоубийство, повешение», а в графе «фамилия врача» записано — «врач судмедэксперт Гиляревский № 1017». Следовательно, 29 декабря в загс для получения свидетельства о смерти было представлено медицинское заключение судмедэксперта Гиляревского под номером 1017, а не то, без номера и других реквизитов, на основании которого было принято решение об отказе в возбуждении уголовного дела.

Из архивных данных я установил, что получал в загсе свидетельство о смерти С. А. Есенина... Вольф Эрлих. Но кто представляла загс заключение № 1017— остается неизвестным. Если бы удалось разыскать это заключение, многое в смерти поэта прояснилось немедленно. Руководство загсов г. Ленинграда ответило, что этого документа у них нет. («Медицинская справка, на основании которой составлена запись о смерти, к актовой записи не прилагалась».) .

Для читателя, мало информированного в тонкостях уголовно-процессуального производства, нужно пояснить, что вывод о том, что случилось с Есениным, обязаны были сделать дознаватель, следователь, прокурор или суд. Они по закону обязаны вынести аргументированное постановление, в котором привести доказательства, подтверждающие самоубийство или убийство.. Ни врач, ни судмедэксперт сделать этого не вправе. Кстати, А. Г. Гиляревский также не констатировал самоубийство. Он написал, что «смерть Есенина последовала от асфикции, произведенной сдавливанием дыхательных путей через повешение».

У трупа Есенина имелась странгуляционная борозда только на половине шеи. Подобная борозда образуется, если преступник веревкой душит сзади свою жертву.

Гиляревский также отметил, что «темно-фиолетовый цвет нижних конечностей, точечные на коже кровоподтеки указывают на то, что покойный в повешенном состоянии находился продолжительное время». Какое же время находилось в вертикальном положении тело Есенина? Ряд судмедэкспертов полагают, что поэт находился в петле около суток. Гиляревский отметил в акте, что «петли кишок красного цвета». Современные судмедэксперты считают, что это трупные пятна, и, это доказательство еще раз подтверждает нахождение тела поэта более 12 часов. И еще одно очень важное доказательство, подтверждающее объективно наступление смерти 27 декабря. Судмедэксперт отметил наличие в желудке покойного около 300 кубических сантиметров пищевой смеси, издающей нерезкий запах вина. Мы знаем, что Есенин последний раз употреблял пищу не позднее 6 часов вечера. Пища была легко сваримая. Наличие пищевой смеси в желудке свидетельствует, что смерть поэта наступила не позже 8 часов вечера.

Теперь мы располагаем и свидетельскими показаниями о дате смерти Есенина. Установлена жена управляющего гостиницей В. М. Назарова — ныне здравствующая А. Л. Назарова, которая рассказала, что ее муж, чекист, работал в гостинице «Англетер» и всегда домой возвращался поздно. 27 декабря он пришел домой и лег спать. Не неожиданно ему по телефону Предложили немедленно приехать на службу. Возвратился он очень поздно и рассказал жене о самоубийстве в его гостинице поэта Есенина. На следующий день она даже ходила смотреть, как труп поэта выносили из номера.

Оценивая имеющиеся объективные данные, я прихожу к твердому убеждению, что смерть Есенина наступила 27 декабря 1925 года с 20 часов 30 Минут до 23 часов.

Кто же установил самоубийство Есенина? Первыми это сделали газетчики и провокаторы. Газеты два дня молчали о трагической гибели поэта, в то время, как весь Ленинград говорил об этом. Потом, не имея решения работников милиции и заключения судмедэксперта, потоком пошли статьи о самоубийстве Есенина. Началось состязание в подыскании оскорбительных эпитетов в адрес погибшего поэта. С легкой руки Луначарского, Бухарина, Сосновского, Волина, Авербаха, Крученых и других С. А. Есенину были приписаны: наркомания, алкоголизм, развратные действия, злостное хулрганство.»0бъясняя причину гибели поэта, его враги пошли по проверенному пути клеветы и стали искать ее истоки в его собственных стихах. Житейская биография была перечеркнута и заменена литературной, как известно, не всегда достоверной. Строки о смерти в его стихах- были превращены в свидетельские показания против самого Есенина.

Нашлись -и лица, распространявшие явную ложь. Например, некий Лазарь Берман рассказывал поэтам, что видел поздно вечером Есенина пьяным, бесцельно шатающимся по гостинице. Был пущен слух, что поэт являлся английским шпионом и покончил жизнь самоубийством из-за боязни быть разоблаченным.

В отличие от газетчиков и провокаторов, работники 2-й отделения милиции Ленинграда вели себя более выжидательно .и расчетливо. Они не принимали решения по делу Есенина до 20 января 1926 года, хотя никаких следственных действий не проводили. Они ждали реакции общества, литераторов, друзей, родных. У гроба поэта прошли десятки тысяч людей, все видели изуродованное лицо мертвого Есенина, но никто не потребовал проведения честного расследования дела. Побоялись защитить имя выдающегося поэта даже друзья, прошедшие империалистическую и гражданскую войны, даже родные. Болтуну и паникеру, распространяющему клевету на власти, чекисты могли вырвать не только язык.

Промолчала даже белая эмиграция. У владельцев газет для Есенина-«антисемита» была заготовлена только черная краска. Подозревать власти в расправе над поэтом и небезопасно. Руки Лубянки доставали любого в любом уголке земного шара.

20 января завстолом дознания, бывший приказчик Вергей, написал заключение по факту трагической гибели поэта. Часть текста этого заключения переписана из акта участкового надзирателя Н.Горбова, а вторая часть из упомянутого акта судмедэксперта А. Г. Гиляревского. Никаких доказательств, подтверждающих самоубийство, приведено не было. Несомненно, Вергей затратил немало сил. Ему следовало уйти от слова «самоубийство», поскольку в этом случае он обязан был назвать причину, побудившую поэта наложить на себя руки, и, одновременно, не увидеть в гибели Есенина состава преступления. Вот как вышли из нелегкого положения Вергей и его начальник Хохлов:

«На основании изложенного не усматривая в причинах смерти гр. Есенина состава преступления полагал бы: материал дознания в порядке п. 5 ст. 4. УПК направить нарследователю 2-го отд. гор. Ленинграда — на прекращение за отсутствием состава преступления. « » января 1926 года.

Завстолом дознания Вергей. Согласен: нач. 2-го отд. ЛГМ (Хохлов)». Следователь Бродский, также не проведя никаких следственных действий, согласился с постановлением Вергея и Хохлова.

А тем временем газеты продолжали чернить имя и творчество поэта. Появились гневные предложения отдельных политиков вычеркнуть имя Есенина из русской литературы, запретить печатать и читать его стихи, мешающие революционному народу стройными рядами двигаться к лучезарному будущему. Еще бы, одни названия efo сочинений чего стоили — «Страна негодяев», «Москва кабацкая», «Исповедь хулигана» и другие. Поэзию Есенина приказано было забыть. Время требовало другой литературы, бодрой и оптимистичной.

И никто не обратил внимания на гневные слова Бориса Лавренева в адрес тех, кто все сделал, чтобы так трагически закончилась жизнь поэта: «...И мой нравственный долг предписывает мне сказать раз в жизни обнаженную правду и назвать палачей и убийц — палачами и убийцами, черная кровь которых не смоет кровяного пятна на рубашке замученного поэта». Но и Лавренев не решился назвать палачей Есенина.

Что же произошло, в пятом номере гостиницы «Англетер»? Убийство или самоубийство? ряд современников, признавая самоубийство, писали о попытках Есенина и раньше .покончить жизнь самоубийством. В этой связи уместно процитировать слова приятеля поэта писателя Матвея Ройзмана: «...Однако я хочу предостеречь читателя от тех мемуаристов, которые пишут, что Есенин неоднократно покушался на самоубийство. Если бы так было, про это, безусловно, знали бы сестры Есенина Катя и Шура, Гала Бениславская, Вася Наседкин. Это было бы известно мне и другим». Автору этих строк также не удалось установить ни одного подобного факта. Собирая материал для настоящего очерка, знакомясь со множеством публикаций о Есенине, я обнаружил одну печальную закономерность: во всех напечатанных в нашей прессе посмертных. фотографиях поэта отсутствуют на его лице следы прижизненных травм. Печатались только такие, где эти следы можно было заретушировать. И еще. На место происшествия был вызван не судебный фотограф, а портретист Напельбаум. На месте происшествия был художник Сварог, который сделал моментальный рисунок тела поэта на полу гостиничного номера. На рисунке отчетливо видно, что Есенин подвергался насилию, его одежда в беспорядке висела на частях тела. Перед фотографированием одежду привели в порядок.

Так что же произошло в гостинице «Англетер» вечером 27 декабря 1925 года? Почему жена поэта С. Толстая даже спустя полмесяца после гибели мужа боялась жить в Москве в своей квартире, скрываясь у надежных друзей? Почему за прошедшие шестьдесят с лишним лет официальные власти не высказали своего отношения к трагической судьбе и гибели Есенина, публично не покаялись в расправе над ним?

На эти и другие вопросы ответ можно будет дать, когда для исследователей откроются архивы ЦК КПСС и КГБ СССР, где, несомненно, имеются тысячи документов, проливающих свет на заговор против Есенина. И это необходимо сделать, чтобы поэты в России не погибали совсем молодыми и назвать палачей Есенина пофамильно.

Друг Есенина И. Касаткин, после его гибели, писал И. Вольнову, видевшему поэта и разговаривавшего с ним 23 декабря в Москве перед роковой поездкой в Ленинград: «Если не скоро приедешь сюда, прошу тебя, дружок, напиши подробнее, что и что он говорил в тот день на Софийке? Постарайся, не поленись изложить приблизительно его высказы и обрисуй состояние. У меня сотни догадок о его конце. И ничего ясного. Тьма!»

Сейчас тьма медленно рассеивается. И многое становится ясным. Десятки лет скрывали люди правду о трагической гибели Есенина.

В 1927 году художник Сварог рассказал свои впечатления о происшедшем в номере гостиницы:

«Мне кажется, этот Эрлих что-то ему подсыпал на ночь, ну... может быть, и не яд, но сильное снотворное. Не зря же он «забыл» свой портфель в номере Есенина. И домой он «спать» не ходил — с запиской Есенина в кармане. Он крутился не зря все время неподалеку, наверное, вся их компания сидела и выжидала свой час в соседних номерах. Обстановка была нервозная, в Москве шел съезд, в «Англетере» всю ночь ходили люди в кожанках. Есенина спешили убрать, поэтому все было так неуклюже, и осталось много следов. Перепуганный дворник, который нес дрова и не вошел в номер, услышал, что происходит, кинулся звонить коменданту Назарову... А где теперь этот дворник?

— Сначала была «удавка» — правой рукой Есенин пытался ослабить ее, так рука и закоченела в судороге. Голова была на подлокотнике дивана, когда Есенина ударили выше переносицы рукояткой нагана. Потом его закатали в ковер и хотели спустить с балкона, за углом ждала машина. Легче было похитить. Но балконная дверь не открывалась достаточно широко, оставили труп у балкона, на холоде. Пили, курили, вся эта грязь осталась... Почему я думаю, что закатали в ковер? Когда рисовал, заметил множество мельчайших соринок на брюках и несколько в волосах... пытались выпрямить руку и полоснули бритвой «Жиллет» по сухожилию правой руки, эти порезы были видны... Сняли пиджак, помятый и порезанный, сунули ценные вещи в карманы и все потом унесли... Очень спешили... «Вешали» второпях, уже глубокой ночью, и это была непросто на вертикальном стойке. Когда разбежались, остался Эрлих, чтобы что-то проверить и подготовить для версии о самоубийстве... Он же и положил на стол, на видное место, это стихотворение: «До свиданья, друг мой, до свиданья»... Очень странное стихотворение...» («Вечерний Л-д», 28.12.90 г.)

Автор настоящей статьи придерживается примерно такой же версии. Действительно, из номера гостиницы пропал пиджак поэта, а после осмотра места происшествия и черные лакированные туфли.. Туфли кто-то снял с мертвого тела.

После первой публикации с сомнением о самоубийстве Есенина на меня обрушился шквал оскорблений, упреков в погоне за сенсацией, подтасовке материалов. Когда же появились дополнительные доказательства в насильственной смерти поэта. Союз писателей СССР образовал даже комиссию по расследованию причин его гибели.

Для исследователя нет выше оценки получать письма со словами благодарности за нелегкий труд:

«27 декабря 1990 года впервые у нас в Ленинграде в Спасо-Преображенском соборе состоялась панихида по Сергею Есенину. Трудно передать мое состояние, когда услышала слова священника, поминавшего убиенного Сергия... Да сохранит, спасет вас и поможет вам Господь!»

Служили литургию по безвинно убиенному Сергею Есенину на год раньше в Москве.

Ни у одного поэта России такого крупного маштаба не было более трагичной судьбы, ни к одному так жестоко не относились власти, как к Есенину. Государство, заработавшее на издании его сочинений миллионы, мало что сделало, чтобы восстановить доброе имя верного сына своей Родины. В Москве нет ни музея, ни памятника поэту.

За несколько часов до гибели С. А. Есенин пел свою любимую в последнее время песню:

Что-то солнышко не греет, Над головушкой туман. То ли пуля в сердце метит, То ли близок трибунал.

ВЕРНУТЬСЯ
ОКОНЧАНИЕ КНИГИ