Из воспоминаний современников мы знаем, что поэт весной 1924 года с травмой руки попал в Шереметьевскую больницу (теперь Институт имени Склифосовского). Отдельные авторы утверждали, что Есенин покушался на самоубийство, порезав себе вены. Известно было, что рана оказалась серьезной, после больницы он несколько месяцев носил на руке повязку.

Что же произошло с Есениным? Тогда для установления истины не требовалось больших усилий. Нужно было своевременно посмотреть историю болезни. Но никто этого не сделал.

Спустя десятки лет я решил найти архивные документы этой больницы. И сколько меня ни уговаривали работники архива Института имени Склифосовского отказаться от этой затеи (срок хранения документов 25 лет), я настоял. Через несколько дней поисков среди миллиона документов мы обнаружили книгу регистрации больных за 1924 год. На наше счастье сохранились записи госпитализации Есенина. Теперь мы знаем точную дату госпитализации поэта—13 февраля. По латыни записан и диагноз. По-русски он означает: рваная рана левого предплечья. Характер травмы напоминает ранение колющим предметом. Так удалось опровергнуть гнусную ложь, сочиненную «друзьями» поэта, о покушении Есенина на самоубийство еще в 1924 году.

С трепетом я поднялся по широкой парадной лестнице на второй этаж. Мне показали бывшую палату, где лечился великий поэт. Высокий сводчатый потолок. Где-то здесь стояла железная кровать, на которой под казенным одеялом лежал Есенин. Подокнами бурлил знаменитый Сухаревский рынок. Здесь его губы впервые зашептали слова: «Ты жива еще моя старушка...» - 3десь он написал стихотворение «Годы молодые с забубенной славою...» Можно представить, сколько тайных слез скрыл от посторонних глаз поэт. Его стихи переводят на многие языки мира, а у себя на родине он изгой. Его преследуют, избивают, стихи не печатают. И ложатся на бумагу горькие строки:

Я не знаю, мой конец близок ли, далек ли?
Были синие глаза, а теперь поблекли...
В далеком 24-м году по этой же лестнице поднялись хмурые люди в кожаных тужурках, чтобы арестовать поэта. Но лечащий врач отказался выдать им тяжелораненого Есенина, заявив, что тот в критическом состоянии и не может ходить. Чекисты взяли от врача обязательство сохранить в секрете сообщение об аресте поэта и информировать их о дне его выписки.

Однако врач выдал тайну Есенину и его подруге Галине Бенис-лавско»-, хотя сам рисковал жизнью. Друзья сделали все, чтобы спасти Есенина. Стараясь не подвести врача, они перевели поэта для дальнейшего лечения в Кремлевскую больницу, откуда его быстро выписали, и он перешел на нелегальное положение.

У Есенина не было даже комнаты в коммунальной квартире. Бесприютность тяготила его. Последнее время с ним жили две младшие сестры — приходилось искать приют и им. Его вещи, рукописи, документы находились у случайных лиц. Часто днем он не знал, где сегодня будет ночевать.

— Пойду к Каменеву, попрошу себе жилье. Что такое — хожу как бездомный!— жаловался он друзьям.

Отсутствие у поэта собственной комнаты объяснялось не только острым дефицитом жилья в Москве. Слетающиеся со всех сторон в столицу малоизвестные литераторы и деятели искусств Получали роскошные квартиры, меняли их по нескольку раз. За Есенина хлопотали влиятельные приятели, казалось, вот-вот ему выделят комнату, но каждый раз вопрос застопоривался.

Уже после гибели поэта его подруга Бениславская писала: «Плакать надо — ведь С. А. так и умер бездомным, а я и Аня Назарова знаем двух человек, которые, не будучи рабочими или ответственными работниками, в ту самую осень и в этом самом районе получили себе помещение (Марцелл Рабинович получил две комнаты, будучи одиноким). Очень чуткий ко всякой несправедливости, порывистый как в увлечении, так и в разочаровании, он и здесь быстро пришел к крайности. Раз обижают, обманывают значит, надо бороться и защищаться. ..

Значит по этой версии
Подлость подчас не прок.
Ну, конечно, в собачьем стане
С философией жадных собак
Защищать себя лишь станет
Тот, кто на век дурак...
...Старая гнусавая шарманка,
Это мир идейных сил и слов,
Для глупцов — хорошая приманка,
Подлецам — порядочный улов.
(ЦГАЛИ, ф. 190)

Изучив жизнь Есенина после возвращения из-за границы буквально по дням, я не перестаю удивляться его способностям писать стихи в самых неподходящих для этого местах. Внутренняя тюрьма Лубянка, приемный покой Московского уголовного розыска, камера предварительного заключения в ряде отделений милиции, две больницы, беспрерывные переезды с места на место. Он предпринимает попытку вырваться за границу, но чекисты остроумными комбинациями пресекают его замысел. К нему прилипает в Ленинграде молодой поэт Вольф Эрлих, как сейчас установлено — тайный агент ГПУ.

Биографы утверждают, что Есенин стремился в Среднюю Азию и на Кавказ, чтобы там по первоисточникам изучить древнюю восточную поэзию и философию. В какой-то степени с таким утверждением можно согласиться. Главная же причина поездок на Кавказ в 1924—1925 годах заключалась в том, что поэту приходилось скрываться от судебных преследований.

В начале сентября 1924 года Есенин неожиданно для всех, даже для близких, уезжает в Баку. Примерно 6 сентября поселяется в гостинице «Новая Европа». Здесь он случайно встретился с известным международным террористом, членом коллегии ВЧК и ГПУ Яковом Блюмкиным, жившим там под фамилией Ильин. С ним Есенин был знаком еще в начале 20-х годов, и тот неоднократно похвалялся своими кровавыми делами в подвалах Лубянки. Блюмкин в провокационных целях застрелил немецкого посла Мирбаха, не скрываясь, широко жил в огромной квартире на Арбате. В Баку располагался его штаб по проведению секретных акций ГПУ в странах Ближнего Востока. Здесь Блюмкин поднял пистолет на Сергея Есенина. Это было наиболее реальное покушение на жизнь поэта. Его еле успокоили. Есенин знал, что Блюмкину сходят с рук любые преступления, поэтому, бросив вещи, он сбежал в Тифлис.

Поэт Н. Тихонов, случайно встретивший Есенина в Тифлисе, позже вспоминал, как они бегали по городу, чтобы освободиться от слежки. И когда казалось, что это им удалось, Есенин вновь узнавал человека, постоянно следившего за ним. Н. Тихонов не знал всех сложностей в жизни поэта и поэтому отнес все его подозрения к чудачеству.

Но Есенин никогда не был трусом. Через десять дней он возвращается в Баку. На этот раз он готов за себя постоять. Друзья из Тифлиса вооружили его пистолетом. Поединок с Блюмкиным почему-то не состоялся. (Только тщательное изучение деятельности Блюмкина позволит выяснить его роль в смерти поэта).

Анализ многочисленных документов показывает, что Есенин на Кавказ уехал не случайно. После его отъезда, 11 ноября, чекисты арестовали четырнадцать литераторов, художников и врачей, обвинив их в создании подпольной антиправительственной организации «Ордена русских фашистов». Почти все они были друзьями Есенина. Вот их имена: талантливые художники братья Петр и Николай Чекрыгины, литераторы — Виктор Дворянский, Владимир Галанов, Григорий Никитин, Александр Кудрявцев, Алексей Александров-Потерехин, Михаил Кротков, Борис Глубоковский, Иван Колобов, врач Тимофей Сахно, поэт Алексей Ганин и профессор офтальмотолог Сергей Селиванович Головин. (Фамилия одного арестованного мне неизвестна, возможно, он агент ГПУ, согласившийся давать чекистам нужные показания против своих товарищей) .

Их обвиняли в том, что с августа 1924 года они соорганизовались и ставили своей целью путем террора и диверсий свергнуть советскую власть. Арестованные действительно были в дружественных отношениях, нередко собирались, в разговорах нередко возмущались действиями вождей большевиков, но никаких конкретных действий не совершили. Обыкновенная товарищеская компания творческих людей была представлена ГПУ как политическая организация.

Однажды в кафе «Домино» сидели Алексей Ганин, Есенин, Иван Приблудный и еще кто-то из общих знакомых. Ганин на салфетке стал писать в шутку членов будущего правительства, считая, что большевики долго не продержутся. Министром просвещения он записал Есенина. Есенин побледнел, потребовал зачеркнуть его фамилию, говоря, что такими шутками не время заниматься. Ганин тут же заменил фамилию Есенина на восемнадцатилетнего Ивана Приблудного. Видимо, кто-то из присутствующих за столом донес об этом случае в ГПУ.

Из воспоминаний современников известно, что свои стихи Ганин приспособился печатать сам. Он достал шрифт, набирал листы, сброшюровывал в книжку. Этот шрифт был использован как дополнительное доказательство преступной деятельности, а сам Ганин был назван руководителем организации. Нет ни малейшего сомнения, что «Орден русских фашистов» — плод болезненной фантазии чекистов и инспирирован по сценарию Дзержинского, Менжинского, Блюмкина, Лациса, Петерса, Агранова, Ягоды (Иегуды) и других руководителей ГПУ. Алексей Ганин, по характеру не способный организовать дружеской пирушки, обвинялся как руководитель партии.

В процессе расследования «дела» двое арестованных потеряли рассудок. Алексею Ганину даже провели судебно-психиатрическую экспертизу, признавшую его невменяемым, т. е. не отвечающим в уголовном порядке ни за какое преступление. И тем не менее А. Ганин, братья Чекрыгины, В. Дворянский и В. Галанов были расстреляны. Троим подсудимым — Б. Глубоковскому, А. Александрову-Потерехину и И. Колобову — чекисты определили по 10 лет лишения свободы на Соловках, 58-летний профессор С. Головин вскоре оказался на свободе. Кто спас его от чекистской пули, возможно, мы не узнаем никогда. Судьба остальных арестованных по этому делу неизвестна.

Не попали в этот «союз злодеев» И. Приблудный, Н. Клюев, П. Орешин, С. Клычков и другие крестьянские поэты только потому, что их, как и Есенина, не оказалось в Москве. Кто подсказал Есенину срочно уехать в Баку, пока остается тайной.

«Дело» Ганина и других чекисты вели неоправданно долго. Но и Есенин не возвращался с Кавказа. 1 марта 1925 года он неожиданно появился в столице. У него скопилось много издательских дел, однако «27 марта Сергей укатил в Баку»,— написала Г. Бениславская В. Эрлиху. Почему опять на Кавказ и так срочно.

Теперь многое становится понятным. 27 марта в ГПУ состоялось тайное слушание «дела» его друзей из «Ордена русских фашистов» и Есенин, видимо, каким-то образом об этом узнал и, опасаясь привлечения к этому «делу», срочно уехал в Баку.

Г. Бениславская так описывала состояние поэта в последние годы жизни:

«...Он неоднократно говорил: поймите, в моем доме не я хозяин, в мой дом я должен стучаться, и мне не открывают. И сознание, что для этого он должен стучаться в окошко, чтобы его впустили в собственный дом, приводило его в бешенство и в отчаяние, вызывало в нем боль и злобу. В такие минуты он всегда начинал твердить одно: это им не простится, за это им отомстят. Пусть я буду жертвой, я должен быть жертвой за всех, за всех, кого не пускают. Не пускают, не хотят, ну так посмотрим. За меня все обозлятся. А мы все злые, вы не знаете, как мы злы, если нас обижают. Не трожь, а то плохо будет. Буду кричать, буду, везде буду. Посадят — пусть сажают — еще хуже будет. Мы всегда ждем и терпим долго...» (ЦГАЛИ, ф. 190. Эти воспоминания никогда не публиковались и исследователям не выдавались). Однако, несмотря на преследования, недоброжелательность критики и издателей, произведения С. А. Есенина замолчать было невозможно. Народ жадно ловил каждое слово поэта, его стихи переписывались в тетради, на них сочинялись песни. Все чаще и чаще газеты и журналы в целях саморекламы вынуждены публиковать его стихи. В Госиздате принимается решение издать собрание его произведений с одним из самых высоких гонораров. По договору Есенин получал в течение 20 месяцев по тысяче рублей ежемесячно, что позволяло ему не думать о том, чем он будет кормить своих сестер, чем помогать родителям. Казалось, материальные трудности позади...

6 сентября 1925 года Сергей Есенин вместе с Софьей Толстой возвращался в поезде из Баку в Москву. Они ехали в отдельном купе. В районе города Серпухова у него произошел конфликт с дипломатическим курьером Адольфом Рогой. Есенин хотел пройти в вагон-ресторан. Охранник ГПУ его не пускал. Из своего купе вышел Рога и сделал поэту замечание. Есенин вспылил, в грубой форме ответил. И возможно конфликт на этом и закончился, не ввяжись в него некий Ю. В. Левит, искавший всю дорогу предлог прочитать поэту нотацию о правилах поведения в вагоне для высшего комсостава. Есенин повернулся к Левиту и двумя словами оскорбил его национальность.

При выходе из поезда на Курском вокзале поэт и его спутница были задержаны. На поэта составили протокол. Работники транспортной милиции, видимо, не знали о наличии определения на арест Есенина и не спешили заводить новое дело. Тем более, что сам конфликт не содержал состава преступления. В крайнем случае разговор мог идти о мелком хулиганстве. Но по требованию Роги и Левита Наркомат иностранных дел обратился к прокурору. Дело сразу же приобрело серьезный оборот. Начались допросы, предстоял суд. Есенин стал пить ежедневно. Жизнь превратилась в кошмар. Он ночевал у знакомых, уезжал из Москвы, возвращался обратно. В гневе сбросил с балкона четвертого этажа и разбил вдребезги свой гипсовый бюст работы скульптора Коненкова. 16 сентября он зарегистрировал брак с Софьей Толстой.

ВЕРНУТЬСЯ
ПРОДОЛЖЕНИЕ
О Есенине